Об искусстве и науке в исследовательской деятельности. Часть 1.
Ксения Мажейко, художник из Испании
@kseniamazheyko.art

На первом занятии новый учитель посмотрел на мой едва начатый рисунок и спросил: какой у тебя метод? Внезапно я ощутила, что в моей пустой голове слегка сквозит от такой постановки вопроса. Метод? Мы же тут вроде бы искусством занимаемся, какой у меня может быть метод?

Метод – это же про науку, про эксперименты, расчёты и все то, что художники терпеть не могут. Пусть философы эти методы формулируют, а ученые ими пользуются, раз им так нравятся условности, определения и вообще все типы ограничений. А нами, художниками, движет красота момента. Нам нужны вдохновение, свобода, творческий порыв, избыточность внутренней жизни. Метод. Серьезно?

Этот короткий эпизод несмотря на то, что вызвал сквозняк, серьезно застрял у меня в голове. Во-первых, потому что мой учитель – настоящий мастер и глупых вопросов задавать не станет. А во-вторых, потому что где-то рядом в моей голове прочно сидел разговор с нейробиологом. Она объясняла, как анализировать образцы тканей (не буду раздражать вас деталями), и сказала, что нужно обращать внимание на «красоту структур». Меня это очень удивило, ведь в моем представлении «красота» — очень субъективное понятие, им нельзя руководствоваться для серьезных научных исследований.
Оказалось, что в моей голове встретились два впечатления, которые словно смотрели друг на друга и не понимали, как друг к другу относиться? Подобная встреча явно была неуместной в контексте моих нейронных связей и нарушала сложившийся там порядок.
Конечно, я, как и многие смотрела «Код да Винчи» и знаю историю про числа Фибоначчи в его работах. В школе нам рассказывали о том, как математики восхищаются «красотой» доказательств, а фуги Баха – это математическая вселенная, но ни один из этих фактов меня не впечатлили так, как два простых события, которые произошли со мной лично. Живое общение и переживание подобных парадоксов в непосредственном опыте несравнимо лучше иллюстрировали тайную связь между наукой и искусством, чем имя автора «Фауста» на старинном томике оптических изысканий.
Поскольку же в моей семье все отличаются крайней интеллектуальной неугомонностью, логично, что я и решила исследовать вопрос. Меня не успокоили многочисленные примеры того, как ученые занимаются искусством в свободное от науки время, а художники активно пользуются новейшими технологиями и материалами, хотя именно так представляется связь между наукой и искусством в подавляющем числе источников. Широко распространившийся термин Science Art обозначает только те направления художественной деятельности, которые ориентированы на технологические науки.
"Гранат"
"Святое сердце 3"
"Сердце рыбы"
"Золотая рыбка"
Прежде всего, цифровые науки, генетику и все отрасли биомедицины. Упрощенно можно сказать, что современный Science Art – это передовые научные знания, реализованные в художественной форме. То есть такой вид творчества, в котором наука – это медиа, материалы, а искусство – это форма. Действительно, получается очень выразительное многослойное высказывание, интересное как широкой публике, так и профессионалам.
Тем не менее, обращаясь к своему архиву идей, знаний и впечатлений, я все сильнее склонялась к идее, что связь между искусством и наукой состоит вовсе не во внешнем проявлении, не в высказывании, а в самой природе этих двух видов творчества. Наука и искусство – это два глаза, которыми человечество смотрит на мир, говорил Юрий Лотман. И не он один так думал. Эта связь ДОЛЖНА существовать на уровне работы мозга. Или мотивации. Или и того, и другого вместе. Как искусство, так и наука – это виды деятельности, присущие только человеку. Поэтому их природу и связь между ними лучше всего объяснять с точки зрения природы человека, а именно его мозговой деятельности.
Исследований деятельности мозга на стыке нейрофизиологии и психологии сегодня в мире проводится колоссальное количество! Было бы чудесно лично поучаствовать в одном из них, но пока мне приходится ограничиться только теоретическим изучением темы, и я размышляю обо всем, что узнаю, практически непрерывно. Красота, метод и интуиция, анализ и синтез, интерпретация, воображение, неправильность, алогичность, неожиданность, контринтуитивность – жужжит в моей голове.
Относительно природы как художественной, так и научной деятельности, мое пока непрофессиональное понимание предмета упорно говорит мне о том, что как искусство, так и наука, в предельном своем выражении реализуются на грани известного и неизвестного. Художники и ученые стремятся прорвать барьер, преодолеть трансцендентальный разрыв между «знакомым, безопасным» и «неизвестным, угрожающим». Сделать пограничное, угрожающее своей неизвестностью, более понятным и безопасным. Вероятно, существует некая ценность преодоления, расширения, поэтому человека и определяют как «существо, которое всегда стремится к большему».
"Наутилус"
"Сердце наутилуса"
"Сердце пчелы"
"Пчела"
И эта ценность преодоления реализуется в поиске: научном или художественном. Если задаться вопросом, каким образом происходит этот поиск, то придется вернуться к проблеме метода, с которой мы начали этот разговор.
Конечно, метод в искусстве существует. «В художественном методе, - читаем в кратком словаре по эстетике, - находят свое отражение основные вопросы творчества, выдвигаемые временем, прежде всего вопросы о характере художественного обобщения, средствах выражения, способах воспроизведения явлений жизни».
Основные вопросы, в том числе о характере обобщения, средствах выражения и способах воспроизведения явлений жизни содержатся и в научном методе.
Справедливости ради стоит сказать, что, вопреки представлению обывателя, метод, и вообще методология научной деятельности, является серьезной проблемой в науке. Ученые свои методы непрерывно подвергают сомнению, уточняют, изменяют. Не ради того, чтобы получить какой-то результат. Результат получить можно практически всегда. В виде произведения искусства или в виде данных. Однако цель исследования состоит вовсе не в накоплении артефактов или данных о чем-либо.
Основная проблема метода в науке состоит в том, что полученные результаты должны отвечать основной цели познания: ответить на «вечные» вопросы о происхождении и устройстве мира, возникновении жизни и формирования биоразнообразия, месте человека в этом мире и, наконец, смысле всего этого. Метод должен обеспечивать получение именно таких результатов, продвигать нас, человечество в целом, за пределы познанного, расширять наше понимание мира и самих себя.
Если задуматься, то искусство ставить перед собой точно такую задачу.Было бы наивно отрицать наличие у искусства познавательной функции.
Вероятно, именно об этой задаче и этой функции говорил Г. Гурджиев, когда намекал на разницу между «субъективным» и «объективным» искусством.
Под «объективным» он, возможно, подразумевал искусство, способное выражать объективные истины о мире, понятные широкой публике, а не только «субъективные» представления о предмете самого художника. Как и наука, в идеале, искусство стремится получить объективные знания о мире, которые смогут стать всеобщим достоянием.
"Сердце черепахи"
"Черепаха"
"Белая цапля"
"Сердце птицы"
Получается, что два обсуждаемые нами вида исследовательской деятельности ставят перед собой похожие цели. Почему бы не предположить, что они, потенциально, могут использовать похожие методы? Как исследователь я ставлю для себя следующий вопрос:

Возможно ли разработать такой художественный метод,

следуя которому можно будет расширять или углублять

понимание предмета исследования?

Если существует и не перестает быть актуальной работа в области методологии научного исследования, то почему работа над методом художественного исследования не может также вестись на институциональном уровне?
Если художники претендуют на то, что занимаются «исследованиями», для чего используют «метод», стоит попытаться сформулировать такой метод художественного исследования, который, как и в научном поиске, будет приводить к получению объективного знания.
И в этот торжественный момент очень важно помнить, что одного метода недостаточно для более широкого и глубокого понимания предмета исследования. Метод позволяет организовать исследовательскую деятельность как ученого, так и художника и получить качественные данные, которые необходимо интерпретировать. В науке интерпретировать значит на основе полученных результатов сформулировать теорию, которая будет объяснять изучаемое явление.

Интерпретация! Именно она превращает накопленные факты в новое знание.
Этот непредсказуемый и необъяснимый фактор автора, вероятно, является последним рубежом когнитивной нейронауки и есть ожидания, что именно ответ на этот вопрос раскроет тайну о том, что есть человек.
Интерпретация, непредсказуемый и необъяснимый фактор автора, неожиданность и контринтуитивность – все эти слова употребляют нейробиологи, описывая процесс великих научных открытий … и создания великих произведений искусства.
В моем понимании, это третья ключевая точка соприкосновения между искусством и наукой.
Первая – одна и та же цель и ценности – разгадка всех тайн мироздания от происхождения мира до смысла существования человека через преодоление барьера между известным и неизвестным.
Вторая – метод – который в полной мере не сформирован ни в науке, ни в искусстве, но который условно отвечает похожим критериям.
И третья – это интерпретация – самый загадочный и самый человеческий аспект любой исследовательской деятельности, который и сближает всех творческих людей с Творцом вне зависимости от того, какую внешнюю форму имеет результат их творчества: научную или художественную.
Получается, что искусство и наука являются способами решения самых сложных творческих задач. Способами столь похожими, что вероятно, главным их различием является внешнее проявление, в силу которого для обывательского сознания они кажутся противоположными и несовместимыми. Если отвлечься от внешнего проявления и всякого рода деталей, то, вероятно, в самой природе искусства мы не найдем ничего, что противоречило бы научному исследованию. Равным образом, в самой природе научного познания, нет ничего, что было бы несовместимо с художественным поиском.
И если мы всерьез намерены найти ответы на наши главные вопросы, почему бы не отказаться от этой «берлинской стены» и не объединить усилия в совместном поиске истины? Как это сделать?
Мы снова оказываемся перед проблемой метода. К счастью, метод является тем компонентом и в искусстве, и в науке, к которому можно подступиться. Цели поставлены давно.
Интерпретация результатов – это тайна, повлиять на которую, вероятно, мы никогда не сможем.Но мы определенно можем работать над методом. Именно такую задачу я ставлю перед собой как исследователь и в «науке», и в «искусстве». Разработать метод художественного познания и исследовать когнитивный потенциал художественного творчества.

Продолжение следует
АртСреда
    Обучающие продукты онлайн-школы арт-коммуникаций Юлии Сысаловой
    Коллекция из 5 самых популярных мастер-классов и практикумов
    Легендарный авторский курс Юлии Сысаловой по карьерному продвижению художников на мировом арт-рынке