Burning Man глазами выпускницы школы Екатерины Абрамовой
Екатерина Абрамова — художница, исследующая мифологию, символы и внутренние трансформации. Уже 4 года она является участницей знаменитого фестиваля Burning Man, где её картины и живые перформансы становятся частью большого пространства свободы и творчества.
— Екатерина, как вы впервые попали на Burning Man?
— Это было в 2021 году. Я давно знала о Burning Man, смотрела видео на YouTube и всегда чувствовала: «Я хочу этот вызов, я хочу испытать себя». Уже тогда я делала live-painting-перформансы и мечтала привезти их именно туда.
Я писала музыкантам, договаривалась, где-то получалось, где-то нет. Но главным было не это, а моё внутреннее желание. Я знала: я хочу туда попасть, хочу проверить, кто я, и смогу ли я.
Мои друзья из Нью-Йорка, кэмп Shaman Dome, уже 25 лет на Плайе, и я поехала с ними. Первый же Burning Man встретил меня сильнейшей бурей: палатку разнесло по кусочкам ветром и пылью, и первую ночь мы провели в машине. Это было единственное место, где можно было хоть как-то укрыться и переждать шторм. Было страшно и трудно, но вместе с этим был и невероятный восторг: я сделала это, я выбрала испытание и прошла его.
Это был самый тяжёлый Burning Man из всех четырёх, и именно он показал мне, кто я и что могу. И это было волшебно.
— Burning Man — это не только событие, это целая философия. Что для вас значит это пространство, и как оно повлияло на вашу практику?
— Для меня это пространство, где всё строится на поддержке самовыражения. Если у тебя есть идея, и ты её правильно предложил, чудо случается. Там я впервые ощутила настоящую поддержку: музыканты, сцен-менеджеры, случайные участники. Кто-то приносит воду, кто-то ловит взгляд и уже понимает, что тебе нужно.
Burning Man для меня — аналог Страны чудес, где Алиса - это я. И каждый раз я заново открываю, какая я Алиса и как взаимодействую с этим пространством. Всё, что ты хочешь, может прийти к тебе в ту же минуту.
Самое главное: я не хочу быть там просто гостем. Мне важно участвовать, строить, работать, вкладывать себя. Пусть это тяжело и пыльно, но именно это делает тебя частью волшебного города. И без каждого из нас он уже был бы другим.
Это даёт надежду: если такое возможно на Burning Man, значит и в обычной жизни мы тоже можем строить мир, где люди поддерживают друг друга.
— Какие личные переживания из Плаи вы переносите на холст?
— Представьте ночь. Ты едешь на велосипеде, весь в огоньках, как рождественская ёлка, иначе нельзя, в темноте тебя просто не заметят. Вокруг тысячи светящихся фигур, огни, музыка, бесконечная пустыня. И, одновременно, чувство опасности и абсолютной безопасности. Этот парадокс рождает дикий восторг.
Плая обнуляет. Мозгу не за что зацепиться, старые программы стираются, и ты впускаешь новые. Именно там ко мне приходят образы существ, которых я раньше не знала, духи, пришельцы, которые резонируют с музыкой, светом, энергией города. Они сами начинают танцевать на холсте.
Картины, рождающиеся там, невозможно написать в студии. Они открывают для меня новые миры, которые я потом могу продолжать, но источник всегда там, в пустыне.
— Какой проект оказался для вас самым значимым?
— Самым масштабным стал проект с проекциями на PlayAlchemist Pyramid, одном из крупнейших объектов на Плайе.
Когда мои картины проецируются на стены пирамиды, вокруг тысячи людей: кто-то едет на велосипеде, кто-то останавливается и замирает, кто-то входит внутрь, где проходят перформансы. Я стою рядом и вижу реакцию: люди фотографируют, замолкают, соединяются с образами.
Мои картины наполнены духами и символами, и в таком огромном формате они оживают. В пустыне, где нет привычных ассоциаций, это производит особенно сильное впечатление. Это не религия и не поклонение, это просто пространство присутствия, где каждый может прожить своё.
И вместе с этим есть проекты совсем другого масштаба, внешне простые, но невероятно сильные. Например, один парень построил металлическую клетку, похожую на тюремную камеру, закрылся там на замок и провёл всю неделю внутри.
Он медитировал в холод, в жару, во время дождей и пыльных бурь. Ему приносили воду и еду через решётку, у него были только тёплые вещи и бутылки. Вышел он только тогда, когда сжигали Мэна. Позже я узнала, что в обычной жизни он учит заключённых медитации в тюрьмах. Этот проект был очень простым, без технологий и визуальных эффектов, но стал одним из самых сильных впечатлений для тысяч людей.
Там так и говорят: «Проживи свой Burning Man». У каждого он свой и никогда не повторится.
— Это было в 2021 году. Я давно знала о Burning Man, смотрела видео на YouTube и всегда чувствовала: «Я хочу этот вызов, я хочу испытать себя». Уже тогда я делала live-painting-перформансы и мечтала привезти их именно туда.
Я писала музыкантам, договаривалась, где-то получалось, где-то нет. Но главным было не это, а моё внутреннее желание. Я знала: я хочу туда попасть, хочу проверить, кто я, и смогу ли я.
Мои друзья из Нью-Йорка, кэмп Shaman Dome, уже 25 лет на Плайе, и я поехала с ними. Первый же Burning Man встретил меня сильнейшей бурей: палатку разнесло по кусочкам ветром и пылью, и первую ночь мы провели в машине. Это было единственное место, где можно было хоть как-то укрыться и переждать шторм. Было страшно и трудно, но вместе с этим был и невероятный восторг: я сделала это, я выбрала испытание и прошла его.
Это был самый тяжёлый Burning Man из всех четырёх, и именно он показал мне, кто я и что могу. И это было волшебно.
— Burning Man — это не только событие, это целая философия. Что для вас значит это пространство, и как оно повлияло на вашу практику?
— Для меня это пространство, где всё строится на поддержке самовыражения. Если у тебя есть идея, и ты её правильно предложил, чудо случается. Там я впервые ощутила настоящую поддержку: музыканты, сцен-менеджеры, случайные участники. Кто-то приносит воду, кто-то ловит взгляд и уже понимает, что тебе нужно.
Burning Man для меня — аналог Страны чудес, где Алиса - это я. И каждый раз я заново открываю, какая я Алиса и как взаимодействую с этим пространством. Всё, что ты хочешь, может прийти к тебе в ту же минуту.
Самое главное: я не хочу быть там просто гостем. Мне важно участвовать, строить, работать, вкладывать себя. Пусть это тяжело и пыльно, но именно это делает тебя частью волшебного города. И без каждого из нас он уже был бы другим.
Это даёт надежду: если такое возможно на Burning Man, значит и в обычной жизни мы тоже можем строить мир, где люди поддерживают друг друга.
— Какие личные переживания из Плаи вы переносите на холст?
— Представьте ночь. Ты едешь на велосипеде, весь в огоньках, как рождественская ёлка, иначе нельзя, в темноте тебя просто не заметят. Вокруг тысячи светящихся фигур, огни, музыка, бесконечная пустыня. И, одновременно, чувство опасности и абсолютной безопасности. Этот парадокс рождает дикий восторг.
Плая обнуляет. Мозгу не за что зацепиться, старые программы стираются, и ты впускаешь новые. Именно там ко мне приходят образы существ, которых я раньше не знала, духи, пришельцы, которые резонируют с музыкой, светом, энергией города. Они сами начинают танцевать на холсте.
Картины, рождающиеся там, невозможно написать в студии. Они открывают для меня новые миры, которые я потом могу продолжать, но источник всегда там, в пустыне.
— Какой проект оказался для вас самым значимым?
— Самым масштабным стал проект с проекциями на PlayAlchemist Pyramid, одном из крупнейших объектов на Плайе.
Когда мои картины проецируются на стены пирамиды, вокруг тысячи людей: кто-то едет на велосипеде, кто-то останавливается и замирает, кто-то входит внутрь, где проходят перформансы. Я стою рядом и вижу реакцию: люди фотографируют, замолкают, соединяются с образами.
Мои картины наполнены духами и символами, и в таком огромном формате они оживают. В пустыне, где нет привычных ассоциаций, это производит особенно сильное впечатление. Это не религия и не поклонение, это просто пространство присутствия, где каждый может прожить своё.
И вместе с этим есть проекты совсем другого масштаба, внешне простые, но невероятно сильные. Например, один парень построил металлическую клетку, похожую на тюремную камеру, закрылся там на замок и провёл всю неделю внутри.
Он медитировал в холод, в жару, во время дождей и пыльных бурь. Ему приносили воду и еду через решётку, у него были только тёплые вещи и бутылки. Вышел он только тогда, когда сжигали Мэна. Позже я узнала, что в обычной жизни он учит заключённых медитации в тюрьмах. Этот проект был очень простым, без технологий и визуальных эффектов, но стал одним из самых сильных впечатлений для тысяч людей.
Там так и говорят: «Проживи свой Burning Man». У каждого он свой и никогда не повторится.
— Майами и Плая: как эти два мира влияют на вашу идентичность?
— И Майами, и Плая — это горизонт, абсолютная плоскость. География сильно влияет на психику художника. В Майами ты идёшь по улицам, и всё ровное, плоское. На Плайе то же самое, и это формирует особое восприятие.
Есть и другие переклички: оба мира полны света. Майами - город вечеринок, энергии, ночных огней. Burning Man ночью — бесконечные LED-огни и арт-объекты. Даже сами объекты мигрируют: некоторые работы с Плаи приезжают на фестивали в Майами, например Art With Me.
Но различия не менее важны. Майами даёт структуру и радость солнца. Пустыня предоставляет пустоту и обнуление. В Нью-Йорке мои картины были мрачнее, а переехав в Майами, я стала писать ярче и радостнее. Так и Плая делает живопись ещё более свободной.
Каждая картина для меня - это публичная исповедь. Burning Man усиливает это состояние: там ты обязан выражать себя максимально. И я чувствую себя со-творцом, проводником, который принимает образы из других миров и приносит их сюда.
— Есть ли связь между палитрой и ритуалами на Burning Man?
— Да, связь очень глубокая.
На Burning Man всё построено на ритуалах: встретить рассвет, провести ночь без сна, построить город и потом разобрать его. Есть Ман, мы сжигаем его в феерии огня и фейерверков. Есть Храм, место тишины и молитвы. Там мы оставляем письма и фотографии ушедших близких. Сжигание Храма — это абсолютная тишина, слышно дыхание тысяч людей и треск костра.
Моё искусство всегда связано с ритуалами и мифологиями разных культур. Burning Man стал продолжением этой мифологии в современной форме.
Палитра же — это мой язык, часть моего ДНК. Она формировалась годами, но на Плайе становится ещё свободнее. Там цвета смешиваются сами собой, как будто через меня пишет энергия, духи, сила творчества. Я уже не контролирую ее, я могу только наблюдать.
— Как вы видите будущее Burning Man в эпоху технологий?
— Технологии уже изменили Плаю: электрические велосипеды, лазерные проекции, интернет в кэмпах. Если раньше мы уезжали на неделю в полную изоляцию, то теперь многие постят stories прямо из пустыни.
Я думаю, технологий будет становиться ещё больше, и проекты будут ещё смелее. Burning Man — это лаборатория свободы, где художники пробуют самые дерзкие инструменты.
Но пустыня остаётся сильнее человека. В этом году шторм разрушил несколько арт-объектов ещё до начала недели. Мы встретили девушку из Азии, которая ездила по Плайе и собирала остатки своей работы. Она вложила огромные деньги, силы, получила разрешения, приехала заранее строить, и в итоге её объект так и не был показан. Это тоже часть опыта: принять и отпустить.
И при этом рядом происходят проекты совсем другой природы: простые, радикальные. Как тот перформанс с человеком, который неделю провёл в металлической клетке, закрытый на замок, и вышел только во время сжигания Мэна. В нём не было технологий, только внутреннее присутствие и смелость. Но именно такие проекты оставляют самый сильный след в душе.
Технологии помогут делать работы устойчивее, но они не отменят силу стихии и человеческого опыта. И это правильно: именно пустыня напоминает нам, что главное не в материальном.
Для меня Burning Man всегда будет домом. Домом, который суров и может лишить всего, но в то же время подарить заботу и поддержку других людей. Домом, где ценится не то, сколько у тебя денег, а кто ты как человек, что ты приносишь в город и как взаимодействуешь с другими. В этом и есть будущее Burning Man — в человечности, которая сильнее любой технологии.
— Итог моего четвёртого Burning Man
— Этот Берн стал для меня особенно важным.
Я написала картины в Center Camp и на большой сцене PlayAlchemist вместе с Эдуардо Кастильо. Мои работы также проецировались на PlayAlchemist Pyramid — один из центральных объектов Плаи.
Именно там я встретила продюсера, с которым через две недели после возвращения мы подписали контракт. Сразу после Burning Man я уже выступила в Рено на большой сцене вместе с Дамианом Лазарусом, это стало новым этапом моего пути.
Благодаря многолетней дружбе и сотрудничеству с Luma Visuals у нас появились новые идеи для масштабных совместных проектов и выставки моих картин с его проекциями.
Для меня итог четвёртого Burning Man — это смелость, новые связи, вдохновение и подтверждение того, что мой путь художника выходит на новый уровень.
— И Майами, и Плая — это горизонт, абсолютная плоскость. География сильно влияет на психику художника. В Майами ты идёшь по улицам, и всё ровное, плоское. На Плайе то же самое, и это формирует особое восприятие.
Есть и другие переклички: оба мира полны света. Майами - город вечеринок, энергии, ночных огней. Burning Man ночью — бесконечные LED-огни и арт-объекты. Даже сами объекты мигрируют: некоторые работы с Плаи приезжают на фестивали в Майами, например Art With Me.
Но различия не менее важны. Майами даёт структуру и радость солнца. Пустыня предоставляет пустоту и обнуление. В Нью-Йорке мои картины были мрачнее, а переехав в Майами, я стала писать ярче и радостнее. Так и Плая делает живопись ещё более свободной.
Каждая картина для меня - это публичная исповедь. Burning Man усиливает это состояние: там ты обязан выражать себя максимально. И я чувствую себя со-творцом, проводником, который принимает образы из других миров и приносит их сюда.
— Есть ли связь между палитрой и ритуалами на Burning Man?
— Да, связь очень глубокая.
На Burning Man всё построено на ритуалах: встретить рассвет, провести ночь без сна, построить город и потом разобрать его. Есть Ман, мы сжигаем его в феерии огня и фейерверков. Есть Храм, место тишины и молитвы. Там мы оставляем письма и фотографии ушедших близких. Сжигание Храма — это абсолютная тишина, слышно дыхание тысяч людей и треск костра.
Моё искусство всегда связано с ритуалами и мифологиями разных культур. Burning Man стал продолжением этой мифологии в современной форме.
Палитра же — это мой язык, часть моего ДНК. Она формировалась годами, но на Плайе становится ещё свободнее. Там цвета смешиваются сами собой, как будто через меня пишет энергия, духи, сила творчества. Я уже не контролирую ее, я могу только наблюдать.
— Как вы видите будущее Burning Man в эпоху технологий?
— Технологии уже изменили Плаю: электрические велосипеды, лазерные проекции, интернет в кэмпах. Если раньше мы уезжали на неделю в полную изоляцию, то теперь многие постят stories прямо из пустыни.
Я думаю, технологий будет становиться ещё больше, и проекты будут ещё смелее. Burning Man — это лаборатория свободы, где художники пробуют самые дерзкие инструменты.
Но пустыня остаётся сильнее человека. В этом году шторм разрушил несколько арт-объектов ещё до начала недели. Мы встретили девушку из Азии, которая ездила по Плайе и собирала остатки своей работы. Она вложила огромные деньги, силы, получила разрешения, приехала заранее строить, и в итоге её объект так и не был показан. Это тоже часть опыта: принять и отпустить.
И при этом рядом происходят проекты совсем другой природы: простые, радикальные. Как тот перформанс с человеком, который неделю провёл в металлической клетке, закрытый на замок, и вышел только во время сжигания Мэна. В нём не было технологий, только внутреннее присутствие и смелость. Но именно такие проекты оставляют самый сильный след в душе.
Технологии помогут делать работы устойчивее, но они не отменят силу стихии и человеческого опыта. И это правильно: именно пустыня напоминает нам, что главное не в материальном.
Для меня Burning Man всегда будет домом. Домом, который суров и может лишить всего, но в то же время подарить заботу и поддержку других людей. Домом, где ценится не то, сколько у тебя денег, а кто ты как человек, что ты приносишь в город и как взаимодействуешь с другими. В этом и есть будущее Burning Man — в человечности, которая сильнее любой технологии.
— Итог моего четвёртого Burning Man
— Этот Берн стал для меня особенно важным.
Я написала картины в Center Camp и на большой сцене PlayAlchemist вместе с Эдуардо Кастильо. Мои работы также проецировались на PlayAlchemist Pyramid — один из центральных объектов Плаи.
Именно там я встретила продюсера, с которым через две недели после возвращения мы подписали контракт. Сразу после Burning Man я уже выступила в Рено на большой сцене вместе с Дамианом Лазарусом, это стало новым этапом моего пути.
Благодаря многолетней дружбе и сотрудничеству с Luma Visuals у нас появились новые идеи для масштабных совместных проектов и выставки моих картин с его проекциями.
Для меня итог четвёртого Burning Man — это смелость, новые связи, вдохновение и подтверждение того, что мой путь художника выходит на новый уровень.
АртСреда
Обучающие продукты онлайн-школы арт-коммуникаций Юлии Сысаловой
Коллекция из 5 самых популярных мастер-классов и практикумов
Легендарный авторский курс Юлии Сысаловой по карьерному продвижению художников на мировом арт-рынке